Учитель из Меджибожа - Страница 113

113

Соседи по полке давно уже похрапывали. А ему, Илье, не спалось, хоть он испытывал сильную усталость. Так и не сомкнул глаз, весь был в напряжении, опасаясь, как бы не проехать свой полустанок. Поезд стоит здесь две минуты, и если прозевать — будет над чем посмеяться!

Ночь, казалось, тянулась бесконечно долго. Не чересчур ли медленно ползет поезд? Волнение не оставляло его. Он ехал, как едут в свою юность, к прошедшим годам, к людям, с которыми судьба свела в те далекие годы войны, где одно доброе, правдивое слово, хорошая весточка могли помочь во всех бедах, развеять горестные мысли и возвратить к жизни. Он воочию чувствовал себя человеком среди этих добрых, столько переживших друзей, был свой между своих. Тут черпал силы, мужество, обрел веру в жизнь и отбросил все мысли о смерти. Тут он закалялся для борьбы с врагом, выполнял свой священный долг перед людьми, перед Родиной, перед собственной совестью.

Он спешил в свою молодость, и его мучило нетерпение. Ему казалось, что он уже в пути бог весть сколько времени и эта дорога никогда не кончится. И все же сердце подсказывало ему, что он уже близок к цели, до полустанка оставалось совсем немного. А ночь такая звездная, лунная, ясная. И ему вовсе не придется торчать на этом полустанке в ожидании рассвета. Он пешком пройдет нужное расстояние. Что значит для настоящего солдата десять километров?

Кругом — степное раздолье! Кланяются, волнуются под легким ветерком бледные в лунном свете нивы! Как неповторимо пахнут дозревающие хлеба!

Вот так между буйных колосьев по извилистым тропам он и пойдет до самой Николаевки. Это будет изумительная ночная прогулка!

Над головой плыла ночь. Поезд набирал скорость и быстро мчался по степной равнине. Стрелки часов приближались к трем. Через короткое время ровный перестук колес вдруг сменился скрежетом тормозов. Под колесами грохотал ажурный мост. Вот промелькнул перед окном столб, на котором мигал фонарь, второй, третий… Показалась будка стрелочника, а затем вкопанный в землю вагончик с призрачными огнями, полусонный дежурный с аккумуляторной лампой.

Пассажиры крепко спали. Никто не проснулся, не обратил внимания на то, что поезд подходил к степному полустанку и вот-вот остановится. Только один пассажир с небольшой сумкой, взволнованный двинулся к тамбуру. Его опередил усталый старенький проводник с фонарем и в нахлобученной на лоб форменной фуражке. Несколько секунд возился, пока открыл дверь. Неожиданно заиграл духовой оркестр, послышались удары в барабан, смех, возгласы людей.

Пассажиры проснулись, некоторые соскочили с полок, не поняли, что стряслось. Некоторые, ругаясь, приникли к окнам, всматривались в лунную ночь, чертыхались, недоумевая, что за нечистая сила разбудила их. Кому это так весело среди ночи?!

Илья рассеянно оглянулся, не понимая, что случилось.

Поезд резко остановился, и гость услышал быстрые шаги, громкие возгласы. Множество людей толпилось возле вагонов. Сюда доносились дружные возгласы.

— Эрнст Грушко! Эрнст Грушко!

— Мы вас ждем, Эрнст!..

— Илья Френкис, добро пожаловать!

Оркестр не переставал играть, заглушая крики, возгласы людей.

Разбуженные пассажиры возмущались: что это происходит?.. Почему не дают спать среди ночи? В вагоне послышались сердитые оклики:

— Какие-то пьяные нарушают порядок, а милиция спит!

— Может, свадьбу справляют?

— Какая к черту свадьба в степи?..

— Слышите, что творится? Совести нет! Из-за какого-то Эрнста всех разбудили!..

Илья растерялся, увидев толпу встречающих. Тревога охватила его. Сердце стало сильно колотиться. Что же это — его встречают? Зачем? Илья ведь просил не встречать!

Он соскочил с верхней ступеньки вагона, и к нему со всех сторон бросились с громкими возгласами, приветствиями. Он сразу очутился в объятиях плачущих от радости людей!

Из окон высунулись сонные, сердитые пассажиры, все еще не понимая, кого так встречают, что за праздник. Машинисты тоже смотрели с тепловоза на шумных, оживленных хлеборобов, позабыв, что время их давно истекло, они мешкали, не трогались в дальнейший путь…

Поезд наконец-то тронулся и вскоре исчез среди буйных хлебов.

А люди все толпились, шумели, смеялись, каждому хотелось протиснуться ближе к гостю, чтобы пожать руку, обнять, выразить свою радость.

Молодые парни подхватили его на руки и стали подбрасывать. Старые знакомые обнимали гостя как родного и близкого человека. А он не находил, что сказать этим возбужденным людям, как ответить на их многочисленные вопросы, чувствовал, как спазм сжимает горло.

Растолкав односельчан, подошла к гостю старая колхозница в большом льняном платке, из-под которого выглядывали густые седые пряди волос. Илья напряг память, стараясь узнать, кто эта женщина. И вдруг просиял: мать Клавы! В больших ее глазах сверкали слезы. Она обняла приезжего.

— Сынок наш, Илья! — заговорила срывающимся голосом, и слезы хлынули по ее морщинистым щекам. — Слава богу, что ты жив и мы с тобой встретились! Мы так ждали тебя, родной! У меня один-единственный сын Василь. Он тоже пришел сюда. Ты его знаешь. Это ты его в сорок третьем спас, вырвал из фашистских когтей. Полсела ты тогда спас! Сколько мне суждено жить, я этого не забуду. И никто не забудет твоего доброго сердца. Так вот, запомни, мой сын Илья! Нет, не думай, что я обмолвилась, назвав тебя сыном. С того самого дня, как ты спас моего Василя и добрых полсела мужчин, я считаю, что у меня два сына: ты и мой Василь…

И старушка низко поклонилась гостю, прильнула к его груди и забормотала что-то невнятное.

113