Учитель из Меджибожа - Страница 112

112

— Что вы, Данила Петрович! — покраснел Илья, отмахиваясь. — Какой же я герой? Обыкновенный человек… Воевал, как все…

— Ну, ну, как все! — Директор поднялся с места, подошел к нему и обнял за плечи. — Были бы все такие…

И снова стал читать письма, качал головой, то и дело бросая на Илью восхищенные и укоризненные взгляды.

— Ну, дорогой мой, знаешь, что я тебе скажу… Как же мы всего этого раньше не знали?.. Знали, что офицер, фронтовик. А то, что вот здесь люди пишут! Об этом мы поговорим с тобой потом, когда вернешься. А теперь собирайся в дорогу… Ничего не поделаешь! Непременно поезжай… Дней десять хватит? Твою скромность я знаю. Почему сразу не пришел ко мне?..

Он нажал на кнопку, пригласил секретаршу, продиктовал приказ. Смотрел на Илью, словно впервые видел его.

— Да, а мы и не знали, кто рядом с нами… Вот вернешься, на большом вечере в клубе все и расскажешь. Пусть люди услышат. Особенно наша молодежь…

— Да что же им рассказывать?

— Как что? А хоть бы эти письма прочитаешь…

Увидев вошедшего в кабинет бухгалтера, Данила Петрович попросил его выписать Илье деньги на дорогу.

— Зачем? Не надо!..

— Как это не надо? — прервал тот его. — В гости едешь к людям, которых столько лет не видел… Подарки, сувениры повезешь своим друзьям… А как же! Кстати, и премия тебе полагается. Получай, пригодится… Таких, как ты, Илья, у нас не так уж много…

— Спасибо, Данила Петрович, большое спасибо!..

А тот посмотрел на него с укоризной:

— За что же спасибо? Тебе, дорогой, от всех спасибо! Эх, черт, бить нас надо! — сокрушался директор. — До чего плохо мы знаем своих людей!

Проводив взволнованного посетителя до дверей и похлопав его по плечу, директор сказал:

— Ну, счастливого тебе пути! А вернешься — сразу ко мне! Расскажешь, как тебя принимали… Без всякой очереди заходи. И если мой госконтроль — Нина Сергеевна — скажет, что я занят, заседание или еще что-то в этом роде, не обращай внимания! Заходи и все! Запросто!

— Большое вам спасибо, Данила Петрович!..

— Опять спасибо! — Директор с напускной строгостью взглянул на смущенного посетителя. — Я уже сказал — тебе большое спасибо!

Когда Илья пришел на вокзал за билетом, он немного растерялся. Куда раньше ехать — в Николаевку, Кривой Рог, Ружавку или на Полтавщину? А может, вообще отправиться в Чижовку, где он был неподалеку в лесах, с партизанами. Как сейчас помнит, — вместе с советскими частями они освободили городок, где их встречали освобожденные из немецкой кабалы советские люди.

На всю жизнь запомнил старый лес и замысловатые землянки — убежище нескольких еврейских семей, которые скрывались там от фашистских громил. Эти люди и сейчас еще стоят перед глазами — истощенные, измученные, оборванные женщины, старики, дети. Как они были счастливы, увидев наконец своих освободителей, дожив до той минуты, когда смертельная опасность миновала и уже можно было свободно дышать, жить, подобно всем людям земли. Какой любовью окружили их партизаны! Накормили, приодели, вывели на свет божий из их живой могилы-убежища, сказав, что навсегда кончился для них и для миллионов таких, как они, страшный фашистский кошмар. Разве такое забывается? И разве забудешь когда-нибудь, какими полными слез и благодарности глазами смотрели освобожденные на него и его товарищей!

Люди обрели долгожданную свободу, навсегда закончились их горестные мытарства, муки, скитания. Теперь они могли чувствовать себя наравне со всеми.

Глаза спасенных! О, их не забыть никогда!

В тяжкие годы войны почти все советские люди, оказавшиеся в оккупации, были обречены на верную смерть, на муки. Над всеми, без исключения, кроме, конечно, продажных душ, — полицаев, старост, бургомистров, — был занесен фашистский топор. Но вот этим семьям было куда хуже. Илья был счастлив, что со своими боевыми друзьями смог тогда спасти от гибели и этих обреченных людей, прийти на помощь, вернуть им свет, надежду, веру, жизнь. Навсегда запомнил тот день, когда этих вконец истощенных, измученных и голодных женщин, детей, стариков привезли из леса в город, выделили квартиры и сказали, что здесь они могут располагаться, чувствовать себя как в былые годы, никого и ничего не бояться. Они смотрели на него и на его товарищей и долго еще не могли поверить, что кончился кошмар, хотя уже ощущали себя заново родившимися и знали, что страшная ночь для них, как и для всех советских людей, окончилась навсегда…

Да, надо будет как-нибудь выкроить пару дней, чтобы заехать и в тот городок, повидаться с людьми…

Но пока он остановился на Николаевке. Это его твердое решение. И он тут же отправил телеграмму.

Сидя в тесном вагоне, пытался представить себе бурную встречу с друзьями. Что он им скажет, о чем станет говорить? Сердце переполнилось тревогой. Как будет выглядеть первая встреча после стольких лет разлуки? Там его ждут с нетерпением. Неужели это не будет обычная встреча с близкими, друзьями, а какое-то торжество с речами, с музыкой? Он не привык к шуму. Даже не хотел сперва сообщить дня прибытия, думал приехать тихонько, провести с друзьями денек-другой… Но все же написал, просил не встречать, так как он отлично знает дорогу. Поезд приходит на полустанок, узнал он, после трех ночи. До деревни десяток километров; Он посидит где-нибудь до рассвета, а там помаленьку доберется.

Над грохочущим составом плыло темно-сизое небо, озаренное мириадами сверкающих звезд, а вокруг лежала безмолвная донская степь. Душно было в вагоне, жарко. Только изредка в раскрытое окно врывался слабый ветерок и приносил свежесть мяты, чебреца вместе с ароматом хлебов.

112