Учитель из Меджибожа - Страница 93

Женщина опустила глаза, поправила платок на голове. Заплаканное лицо озарилось едва заметной, растерянной улыбкой. Вместо ответа она обняла его и стала осыпать поцелуями.

— Боже мой, Алик вернулся!..

Женщина была счастлива, радовалась, сияла, словно увидела родного сына. Не могла поверить своим глазам, что перед нею тот самый милый, немного насмешливый паренек из Меджибожа, о котором дочка не переставала думать.

Как ни просил, ни успокаивал, мать Риты все плакала, голосила так, что сбежались люди из соседних домишек, окружили плотным кольцом ее и этого растерянного военного с палкой.

— Если б ты знал, Алик, как я счастлива, что вижу тебя, что ты жив! Где тебе знать, что пережили мы за эти годы! Последним пароходом чудом вырвались из Киева, когда немцы уже были там, в Голосеевском лесу, и возле Ирпеня… В пути нас несколько раз бомбили… Два парохода, набитые людьми, ироды потопили, а наш прорвался… Какой это был ужас! Идет пароход, переполненный людьми — женщины, дети, старики, больные, раненые, — а гады летят прямо на нас и бросают бомбы! Ну что тебе сказать, чудом добрались мы до Днепропетровска… Я себе тогда сказала, что на карачках поползу, а на пароход не сяду. Короче говоря, попали мы в Башкирию… Я и моя бедная девочка Рита… Муж и сын ушли на фронт… Сендер вернулся, а о сыне ничего не знаем.

Женщина умолкла, снова уставилась большими заплаканными глазами на нежданного гостя и, схватив его за руку, словно желая убедиться, что это именно он, сказала:

— Боже мой! Алик! Внук Гершелэ из Острополья вернулся живой!.. Какое счастье! Мы с Ритой молились богу за тебя… Даже не представляю, что будет с ней, когда увидит тебя…

И неожиданно спохватилась, взглянув на столпившихся соседок, которые завистливыми глазами смотрели на растерянного военного, стараясь угадать, кем он приходится этой заплаканной, потерявшей голову от радости женщине.

— Боже мой! Что ж мы стоим посреди двора?! Такой дорогой гость, а я не приглашаю в дом! Правда, какой это дом? Горе одно. Запущенный сарай. Но что поделаешь? Главное, что есть крыша над головой. Спасибо и на этом. Многие и такого не имеют. Думаю, что извинишь нас. Живем еще как на вокзале. Только недавно дернулись из Башкирии… Муж тоже только пришел с фронта, раненый, больной, но слава богу и за это… Зайди в дом, Алик, умойся, отдохни… Ты наверное голоден?.. Сейчас накормлю!.. Чем богаты… Уж не взыщи. Идем, идем, пожалуйста!..

Неугомонная женщина взяла ведро с водой и быстро направилась к крылечку.

Илья переступил порог полутемной комнатки, где были набросаны узлы, — хозяева, видно, только недавно приехали. В углу стоял видавший виды солдатский мешок, должно быть, отца Риты. Сердце сильнее заколотилось. Илье казалось, что из боковой двери сейчас выбежит та, о которой мечтал все это долгое время. Но нет, кроме ее матери никого не было. И он удивился.

А растерянная хозяйка суетилась, ее знала, за что раньше браться, где усадить, чем потчевать дорогого гостя.

— Ой, Алик, прости, что у нас тут такой беспорядок. Ничего еще не успели. Недавно вернулись домой. Можешь представить, из какого пожарища мы тогда вырвались?.. Чудом спаслись. Многие не успели уйти из Киева и погибли в Бабьем Яру. Может, слыхал, что тут творилось, когда ворвались фашистские злодеи. Столько жертв, слез, столько горя! На днях только демобилизовался мой солдат, Сендер. Правда, израненный, живого места на нем нет. Но спасибо, что хоть таким пришел. И это большое счастье! Сколько жен не дождались и не дождутся своих кормильцев!.. Ой, дорогой Алик, ты, верно, голоден? Сейчас же я подогрею суп… Правда, такого гостя супом угощать не положено… Но так неожиданно приехал. Одну минуточку, скоро мои вернутся. Сендер и Ритонька пошли на рынок, может, что-нибудь достанут… Вот-вот появятся! Что ты все смотришь на часы?..

— Страшно тороплюсь… Ребята ждут меня там на вокзале… До отхода поезда осталось немного времени…

— Какого поезда? Что за поезд? — испугалась она. — Разве ты не подождешь, пока мои вернутся? Да что же это?

Она развела огонь в печке, раздвинула кастрюльки и вернулась к гостю:

— А куда, Алик родной, теперь держишь путь? Ты что же, не совсем еще освободился?

— В Меджибож спешу…

Она опустила голову, заплакала навзрыд. И, вытирая краем фартука слезы, сказала скорбным голосом:

— Кого ты уже там застанешь? Всех палачи погубили… Возле старой цегельни две огромных могилы… И все они там… — Не переводя дыхания, захлебываясь слезами, продолжала: — И наши все родные, и твои, Алик, там лежат… Спешить в местечко уже нечего… Передохнешь у нас немного, может, все поедем туда поплакать над их страшной могилой. Все там погибли. Все!

Гость стоял у полуоткрытого окна молча, недвижно, подавив в себе жгучую боль, горечь, с трудом сдерживай слезы.

Ему не хотелось встретиться глазами с этой доброй женщиной, которая только что словно пришибла его, отняла последнюю надежду, теплившуюся в его душе.

Мысленно повторял ее слова. Значит, он остался теперь один на всем белом свете? Ни матери, ни сестер, ни родных… Один…

Казалось ему в эту минуту, что из-под ног уходит земля и он повис в воздухе. Один… На всем свете… Один как перст!..

Женщина надолго замолчала, глядя на его согнутую спину, опущенную в глубоком горе голову. Не представляла, как его успокоить. Стала казнить себя за то, что так сразу выпалила страшную весть о Меджибоже, о матери, о сестрах. Вот еще, не могла повременить! Совсем человека пришибла! Правду говорил когда-то Гершелэ из Острополья: кабы не было таких длинных языков у женщин, мужчины дольше жили бы на свете!.. Волос долог, а ум — с гулькин нос…