На его лице промелькнула растерянная улыбка. Он поправил длинную прядь волос, спадавшую на лоб. Подумал, как выйти из этого положения. Да, он такого не ожидал. Действительно, не так-то просто будет работать с этими учениками.
— Вы знаете, что эти гады творили у нас, товарищ учитель? Убивали тысячи невинных людей… А посмотрите, что они сделали в Бабьем Яру! Изуверы эти, фашисты, хуже зверей!.. А в Дарнице!
— Не станем учить их язык, никогда!..
Шум сотрясал аудиторию. И учитель не сразу смог утихомирить ребят. Он ждал, пока все утихнет и продолжал:
— Так что же, ребята, может, вместо урока откроем небольшое собрание? Начнем дискуссию о языках хороших и плохих? Какие нам нравятся, а какие нет? Отлично… Если так, то давайте изберем президиум и председателя… Кого предлагаете?
Все рассмеялись. А когда притихли, учитель говорил дальше:
— То, что фашисты изуверы, палачи — это совершенно верно. Мы их вечно будем презирать и никогда не забудем, не простим им кровавых преступлений перед нашим народом. На фронтах войны мы им жестоко мстили. Ни один военный преступник не уйдет от карающей руки… Но, кроме фашистов, есть немецкий народ, не имеющий с фашистами ничего общего… Нет на свете хороших и плохих языков. У каждого народа свой язык любимый, дорогой. Языки надо изучать, знать. Нет хороших и плохих языков, нет хороших и плохих народов. У народа могут быть плохие люди, отщепенцы, изверги, как вот этот проклятый Гитлер и его кровожадная когорта. Но плохих народов нет!
Немецкий язык не повинен в том, что им пользовались фашисты. На этом языке разговаривали и будут разговаривать миллионы честных немцев, весь их народ. Это язык Карла Маркса, Энгельса, Клары Цеткин и Карла Либкнехта. Это язык Гете, Шиллера, Генриха Гейне, наконец, это язык Эрнста Тельмана… А как хорошо знал немецкий язык Ленин! На фронтах мы разгромили немецкий фашизм, но не немецкий народ! Наоборот, мы его спасли от фашизма, спасли его язык, его культуру…
Ребята с напряженным вниманием слушали каждое слово. И он, напрягая память, стал негромко, отчетливо декламировать:
Их вайс нихт, вас золь эс бедойтен,
Дас их зо траурих бин?
Дети внимательно вслушивались в ритмику этих поразительных строк. Илья заметил, что некоторые тихонько повторяют стихи слово в слово.
— Так вот, дорогие ребята, этот язык мы с вами будем изучать. На нем отныне будем разговаривать во время моих уроков. Языки нужно знать. Вот я коротко могу рассказать, как помогло мне в жизни знание немецкого языка…
Ребята насторожились, уставились на сосредоточенного и взволнованного учителя пытливыми глазами. И в полном молчании выслушали его захватывающий рассказ о своем подвиге на войне…
Учитель отлично понимал, что стихи Генриха Гейне, Гете, Шиллера, также как и его история, которую он только что им поведал, не имеют прямого отношения к первому уроку. Но всем сердцем почувствовал: он заставил учеников крепко задуматься над тем, что язык создан для людей. Он побудил их вникнуть в красоту и музыку обаяния языка.
В это время Лидия Степановна сидела у себя в кабинете и с тревогой ждала: вот-вот влетит к ней рассерженный учитель и возмутится: зачем направила его в такой сложный класс… Напрасно не пошла с ним на первый урок. Может быть, она помогла б ему установить какой-то контакт с этими озорниками.
Вышла в коридор и быстро направилась по лестнице к «тяжелому классу». Из многих дверей доносились шум, крики и сердитые возгласы учительниц, старавшихся утихомирить и водворить спокойствие. Но Лидия Степановна не обращала на это внимания — спешила на выручку новому преподавателю. Неужели и он покинет работу, не пожелает заниматься с такими прощелыгами?
Но странное дело! Подойдя к этим дверям, она остановилась. Прислушалась к странной тишине. Ее лицо вытянулось от удивления — мерно и отчетливо звучал голос учителя. Доносились трогательные слова немецкой песни, которую директор запомнила еще со школьной скамьи:
Их вайс нихт, вас золь эс бедойтен,
Дас их зо траурих бин…
Она осторожно приоткрыла дверь. Увидела сосредоточенные лица. Не верилось, что учителю так скоро удалось успокоить этих шалунов, заставить их тихо сидеть на уроке. Она просто не узнала учеников — не представляла себе, каким образом этот человек сразу нашел ключи к сердцам истерзанных войной ребят, отвыкших от школы, учебы и дисциплины.
Тихонько Лидия Степановна прикрыла дверь, чтобы не мешать новому учителю вести первый урок, и с торжествующей улыбкой на устах удалилась.
Время между тем шло необычно быстро.
Прошла осень, зима… Наступило лето, и новый учитель со своим классом выехал в лагерь.
Виски его все больше покрывались сединой, а Илья, казалось, все молодел. С оживленной ватагой своих учеников уходил в глубь леса, в те самые места, где стоял с полком в первые дни войны и где получил боевое крещение. Он нашел окопы и землянки, поросшие бурьяном и зеленым мхом, обнаружил ржавые гильзы патронов, осколки снарядов и бомб, которые торчали из земли и в стволах искалеченных сосен. И хоть он уже снова был штатским человеком, но ни на минуту не забывал прошлое. И ребята изучали войну по его рассказам и этим извилистым траншеям, разбросанным старым окопам, которые не давали забыть о страшной войне.
С каждым днем школьники проникались к нему все большим уважением и любовью. Им нравились походы по местам минувших боев, длительные прогулки и поиски, незабываемые военные игры.