Учитель из Меджибожа - Страница 30

Это было на исходе дня; постепенно надвигались сумерки. Снова, как и в первый раз, появилась «рама». Она кружила над степью низко, прямо над головами отступающих. Скрыться некуда. Видно было как на ладони. Не спасли балки, куда ныряли и прятались бойцы.

К ним донесся грохот грузовиков. Теперь их было куда больше, нежели в первый раз. Машины остановились недалеко от оврага, с них спрыгнула на землю целая толпа солдат, вооруженных до зубов. Они сгрузили легкие пушки и минометы. Открыли сильный огонь. Над головой неистово свистели и выли осколки снарядов и мин. Немцы не отважились подойти ближе, но упорно поливали бешеным огнем обессилевших бойцов. Другие машины пошли наперерез отступающим.

Бойцы заняли круговую оборону, открыли ответный огонь из добытых пулеметов и нескольких минометов. Каждый отлично понимал, что теперь осталось одно — продержаться до темноты. Тогда можно будет попытаться ускользнуть, выбраться из новой западни. Сейчас подняться во весь рост, как в первый раз, и броситься на врага с гранатами было безумием. И осталось только одно — стоять не дрогнув, не допустить врага к извилистой балке, где отряд занял оборону и отбивался, как только мог.

Несколько раз цепь приближалась к балке, уже видны были озлобленные и искаженные лица карателей. Но каждый раз они откатывались с бешеными воплями назад, оставляя десятки трупов.

Таяли силы и в отряде. Скатывались с гребня балки отважные воины, отстреливаясь до последних патронов. Казалось, не устоять больше! Не хватало сил. Но бой шел не на жизнь, а на смерть, и бойцы чудом выстояли до темноты.

Как только опустилась ночь, лейтенант собрал уцелевших и стал быстро отходить в степь, подальше от дороги. Отряд поспешно шел к Дону. Под прикрытием густой темноты они вырвались из балки, ушли от противника. Казалось, что теперь уже будет легче. Но небо скоро снова очистилось от облаков, и высыпали звезды, выплыла луна и во всю мощь стала освещать широкую степь. В небе появились отдельные самолеты.

Отряд все отступал. От преследователей бойцы были уже довольно далеко. И только трудно было спасаться от осколков немецких бомб, от яркого света «фонарей», спущенных на парашютах.

Так и шли. Нельзя было задерживаться. Могла появиться новая волна автоматчиков — они окружат, возьмут в железное кольцо, и тогда никто не вырвется живым.

Постепенно огонь с неба стал угасать. Стервятники, преследовавшие отряд, израсходовав весь запас бомб и пулеметных патронов, уходили на свой аэродром. Уже казалось, что опасность совсем миновала. Но лейтенанта вдруг пронзила страшная боль. Обожгло чем-то голову, бок, ногу, и он, теряя сознание, упал на колени.

Несколько рук подхватили раненого командира, осторожно опустили на траву, достали из карманов и полевых сумок бинты, стали кое-как перевязывать, быстро забинтовали голову, откуда лилась кровь. Казалось, командир ничего уже не чувствует, часы его сочтены. Он тяжело и прерывисто дышал. Бойцы приуныли.

Прошло довольно много времени, пока он открыл глаза. Окинул невидящим взглядом товарищей, окружавших его, с трудом промолвил:

— Товарищи… Почему вы остановились? Быстрее добирайтесь к Дону… Торопитесь к переправе!..

— А вы, товарищ лейтенант?

Он покачал головой и ослабевшим голосом ответил:

— Что я? Разве не видите? Силы иссякают… А вы… Добирайтесь туда… Идите скорее… Ночь впереди… Идите!..

— Как это идти и вас оставить?

— Я, я приказываю вам выбираться из окружения… Идите!

Он смолк, и только окровавленное и искаженное болью лицо говорило о его страданиях. И люди стояли вокруг него, понурив головы. Не представляли себе, как помочь их дорогому командиру.

Бойцы отошли в сторону, о чем-то долго шептались, советовались. Затем вернулись, склонились над ним с горечью. Они отправлялись по его настойчивому приказу глубокой извилистой балкой дальше. А возле него остались по доброй воле два бойца — два друга, которые наотрез отказались покинуть умирающего.

Холодный ветер подул со степи. Ребята нарвали бурьяна, уложили раненого, напоили водой из походной фляги, поправили на голове почерневший от крови бинт.

Он прощался с жизнью, испытывая величайшую досаду оттого, что так рано и совсем не вовремя приходится встречать смерть. Хотелось еще немного пожить, чтобы только выбраться из этого ада, из страшного вражеского кольца, соединиться со своими, отомстить врагу.

И странное дело, каким-то образом он немного превозмог боль в голове. Постепенно начало возвращаться к нему сознание.

Вокруг стояла необычная тишина. Поздняя ночь. Широко открыл глаза. Он был потрясен — двое бойцов стоят в сторонке и разогревают на крошечном огоньке котелок воды.

Глаза, еще подернутые туманом, с удивлением глядели на молчаливых молодых солдат. Словно сквозь страшный сон стал вспоминать, как отправил свой отряд, что с ним стряслось и где он нынче находится. Хотел что-то спросить, но не было сил. Рана на голове распухла. Там, видно, торчал осколок. Илья не представлял себе, кто ему теперь поможет. О враче не могло быть и речи.

Поманил пальцем бойцов pi тихонько проронил:

— А вы чего тут остались? Почему не пошли с ними? Кого ждете?

— Вас, товарищ лейтенант… Без вас никуда не уйдем… Не оставим в беде…

— Мои часы сочтены… Не видите, что ли?

— Не имеете права!.. Мы вас должны спасти!.. Жить вы должны, жить!

Один из них подошел к нему, смочил ему губы мокрым платком, вытер на лице запекшуюся кровь.

— Без вас ни за что не уйдем!..